Хейвен Джирард. ЗАМЕТКИ. Часть III. Принятие. Глава 5. Работа с центром тяжести  

Home Библиотека online Хейвен Джирард. Заметки Хейвен Джирард. ЗАМЕТКИ. Часть III. Принятие. Глава 5. Работа с центром тяжести

Хейвен Джирард. ЗАМЕТКИ. Часть III. Принятие. Глава 5. Работа с центром тяжести

Рейтинг пользователей: / 1
ХудшийЛучший 

 Часть III. Принятие

Глава 5. Работа с центром тяжести1


Май 1991

Для человека номер четыре работа часто принимает форму попытки уравновесить одно механическое проявление другим — таким образом он надеется избежать отождествления с обоими. Это происходит как при работе со слабостью момента, так и на масштабе более длительных периодов работы. Например, для работы над собой необходимо, с одной стороны, иметь «достаточно негативное отношение» к своей машине, чтобы желать побега, и в то же время уметь принимать свою механику просто как параметры машины, в которой нам было суждено оказаться. Причина этого в том, что мы находимся в странном положении, когда для работы над машиной нам приходиться использовать саму машину. Без негативного отношения человек не будет совершать достаточных усилий, а без принятия он сведет их на нет, отказавшись от того единственного инструмента для совершения усилий, которым располагает.
Короче говоря, машина есть машина, и после того как мы это осознали, мы видим, что единственная имеющаяся у нас возможность — это пытаться пробуждаться через собственную механику, какой бы она ни была. Что же еще остается делать машине? Поэтому  такие характеристики, как тип тела и центр тяжести, часто направляют работу человека, и видимо, включаются в нее раньше, чем все остальные части.
Например, мой центр тяжести находится в интеллектуальном центре, и поэтому, как правило, я знаю об истинности чего-либо задолго до того, как могу воспринимать эту истину непосредственно. В течение долгого времени я внутренне учитывал и не говорил с позиций такого знания — в конце концов, не будет ли ложью говорить о том, чего ты не проверил? С какой-то точки зрения это так, но также верно, что одно дело говорить о чем-то, воображая, что ты это проверил, и совсем другое — говорить об этом, осознавая, что это тобою не проверено, но с уверенностью в том, что это, тем не менее, истинно.
Именно здесь приходит вера. Для меня вера означает мужество отстаивать то, в чем ты уверен, даже если твой уровень бытия в данный момент недостаточен, чтобы испытывать или воспринимать эту истину непосредственно. Такими действиями мы подготавливаем машину к принятию буквально необъяснимых осознаний, которые придут из высших центров, когда они проявятся. К тому же мы производим трение, необходимое для нашей борьбы. В самом деле, мне кажется, что для интеллектуально центрированного человека трение заключается не столько в его «незнании» — ибо «незнание» это, прежде всего, возможность подумать и разобраться, — сколько в том, что он знает и при этом не способен быть. Когда человек рискует и делится тем, что «знает», он усиливает это трение, и по крайней мере в моем случае, это продвигало мою эволюцию едва ли не больше, чем все остальное.
Существует и другой аспект, который вначале может показаться слишком интеллектуальным, однако имеет весьма практические последствия. Он связан с пониманием различия между машиной, рассматриваемой как сущность, и тем, как ложная личность эту машину использует и с ней отождествляется. Сам по себе центр тяжести не является ни хорошим, ни плохим. В действительности он — лишь характеристика машины, наподобие национальности. Вредным же с рабочей точки зрения является отождествление с этими характеристиками, не только из-за того, что это форма сна, но также потому, что это, в значительной степени, часть ложной личности. Поэтому, на мой взгляд, упоминаемое П.Д.Успенским «достаточно негативное отношение» должно быть направлено против отождествления, а не против центра тяжести.
Например, один интеллектуально центрированный студент описывал в Форуме, как его интеллектуальный центр может говорить ему, что “повесть «бурно романтическая», а пьеса «мучительно пустая»" и т.д., и такие описания могут занимать место реального эмоционального переживания. Достаточно справедливое наблюдение. Однако дело не в том, что интеллектуальный центр производит подобные описания — в той или иной степени это происходит со всеми, ведь роль интеллектуального центра как раз и состоит в том, чтобы привносить в переживание слова и идеи. Настоящая проблема состоит в том, что интеллектуально центрированные люди отождествляются с описаниями больше, чем с реальными событиями, и именно в этом кроется причина того, что описания занимают место реальности.
Конечно, вначале человек этого не осознает, и потому, когда он видит, что «я» замещают реальность, его первая реакция — бороться против этих «я». Проблема заключается в том, что человек, скорее всего, отождествится с этой борьбой, и в этом случае она заменяет исходное переживание совершенно так же, как раньше его заменяли описывающие «я». Таким образом, весь цикл начинается опять на новом уровне. Фактически борьба с чем-либо делает это более реальным, ибо если бы мы осознали, что это не реально, что это иллюзия, — с чем бы тогда мы боролись?
С таким пониманием открывается возможность принимать свою машину с тем же отстраненным сочувствием, какое мы испытываем по поводу шалости ребенка. Человек начинает воспринимать машину менее серьезно, по крайней мере, в том смысле, что он осознает, что машина — это в действительности не он. Он также обнаруживает, что с большинством ограничений, которые, казалось бы, налагает машина, можно жить и работать. В частности, интеллектуально центрированный человек начнет видеть свои интеллектуальные описания как интеллектуальные описания. Это позволит ему от них отделяться, разделять внимание, и таким образом испытывать как само эмоциональное переживание, так и возникающую в ответ на него интеллектуальную реакцию. При этом не происходит ни замещения, ни вытеснения, — лишь более полное и разностороннее переживание.
Существует опасность, что подобное принятие приведет к ослаблению усилия, вследствие чего человек не сможет создавать необходимые для пробуждения интенсивность и трение. Один из аспектов относительности как раз и состоит в умении уравновешивать эти две крайности. Необходимо одновременно и бороться, и принимать, не доводя ни то, ни другое до той степени, когда это начинает рассматриваться в качестве «Работы».
Следует признать, что моя личная работа в большей степени сосредоточена на принятии, нежели на усилии. Сейчас мой подход состоит в том, что полное принятие момента включает не только принятие вещей такими, какие они есть, но также принятие обязательств и возможностей для изменения, которые существуют в каждом моменте. Я думаю, это (хотя и на меньшем масштабе) подобно тому, чтобы принять и проглотить свое страдание, как это описывает Родни Коллин. Мне все больше кажется, что борьба и даже работа — это иллюзии, и простая формулировка Мехер Бабы: «Зачем беспокоиться? Будьте счастливы. Делайте усилия», — может действительно оказаться совершенным рецептом.
Вероятно, самый удивительный для форматорного ума аспект полного принятия заключается в том, что оно приносит подлинную свободу. В частности, принимая свой центр тяжести, человек начинает получать от него удовольствие. В моем случае это означает больше, чем просто наслаждение от интеллектуальной деятельности, которое возникает естественно и практически не требует усилий. Для меня это также означает удовольствие наблюдать, как функционирует интеллектуально центрированная машина. И удивительно, что при этом быть интеллектуальным становится эмоционально. Таким образом, принятие оказывается одним из способов достижения того изменения, за которое человек боролся.
Мне кажется, одно из ограничений нашего обычного подхода к Работе состоит в том, что мы думаем, что должны изменить свою машину, действовать по-другому, делать то, что не является естественным для нашей сущности. Так, интеллектуально центрированные студенты полагают, что им следует наслаждаться вечеринками в духе эмоционального валета или получать удовольствие от занятий спортом в духе двигательной дамы.2 Но как вы можете приобрести что-то реальное, если вы не верны своей сущности?
Возможно, подобные усилия лучше рассматривать как необходимые инструменты в борьбе за принятие, поскольку пытаясь быть иным, человек узнает, что это в действительности не имеет значения — как сказал Г.И.Гурджиев, мы все одинаково нищие, — и в конце концов, несмотря на все наши попытки измениться, мы все равно, по сути, остаемся теми же. Кроме того, не является ли представление, что нам следует быть иными и необходимо измениться, одним из самых фундаментальных отношений ложной личности? Поэтому, зачем беспокоиться? Просто расслабьтесь, будьте счастливы и делайте усилия. Несомненно, в длительной перспективе гораздо разумнее быть эмоциональным в связи с тем, что мы остаемся самими собою, или точнее, в связи с наблюдением того, как наши машины остаются собою, — чем бесконечно над этими машинами работать.
Все это вновь возвращает меня к теме трения, ибо если бы я мог осуществить слова, которые только что написал, я уверен, что был бы уже по крайней мере человеком номер пять, а не борющимся, страдающим и постоянно отождествляющимся человеком номер четыре. Переживание этого разрыва между знанием и бытием создает трение. И чем больше я отстаиваю то, что знаю, тем интенсивнее это переживание, и тем сильнее трение. Кто знает? Быть может, однажды его будет достаточно, чтобы меня пробудить.

1 Центр тяжести  — см. словарь в конце книги (прим. перев.)
2 Названия карт символически представляют разные части машины — см. словарь в конце книги (прим. перев.)

 




Популярное