< Предыдущая		Следующая >

Введение
Перед началом мировой войны человек армяно-греческого происхождения, пройдя через путешествия, мистицизм и эзотеризм, вернутся обратно в Россию. Он принес с собою мистическое учение.
Человеком этим был Георгий Иванович Гурджиев. Его учение предназначалось для того, чтобы позволить, поощрить или заставить человека развиваться, – даже независимо от него самого.
Пройдя путь от "Института гармонического развития человека" в Тифлисе, центров изучения в Константинополе, Берлине и Лондоне, нерегулярных театральных представлений мистических танцев, от пришел к тому, что обосновался в 1922 году в замке Приэр, в Авоне, около Фонтенбло. В этом замке жили, а иногда, как Катрин Мэнсфилд, и умирали, ученики и последователи этого человека, разносторонне описанного как "Калиостро двадцатого столетия", Учителя. Его методы привлекли широкое внимание и получили огласку. Несмотря на все нападки, которым он подвергался, "лесные философы", как их называли, привлекали к себе все больше последователей.
Не было никакого установленного ритуала или "курса". Ученикам предлагалось беспрекословно следовать указаниям учителя, глубоко вчитываться в труды Гурджиева, изучать сложные танцевальные и позиционные упражнения. Среди последователей Гурджиева были доктор Николл, учившийся у Юнга, П.Д.Успенский, Кеннет Уолкер, издатель влиятельного журнала "Новый век", Франк Ллойд Райт и многие другие, – жившие, чтобы благословить, проклясть или забыть учителя. По мере того, как обучение шло вперед, становилось все яснее, что многое в философии Гурджиева было основано на восточном ритуале, а сам он часто ссылался на практику дервишей и на людей, которые хорошо знакомы тем, кто изучает суфийскую мысль. Одно из самых священных музыкальных произведений, под которое исполнялись "движения", было названо в честь Саидов, или потомков Магомета.
В 1924 году Успенский, создавший группы для изучения того, чему он научился у Гурджиева, порвал с ним. Этот разрыв послужил причиной недоумения и многих дурных предположений. Однако, из источников, описанных в этой книге, стало возможным узнать, каковы истинные причины всего этого. Гурджиев хотел научить Успенского "схватывать" учение путем установления между ними духовной связи учитель - ученик. Но Успенский, будучи корректным и классическим интеллектуалом, хотел, чтобы ему дали "принципы", а уж он, исходя из них, выработал бы наиболее эффективный метод. Поскольку же и эта система и метод ее передачи представляют собой одно и то же, этот интеллектуальный процесс не имел ни единого шанса на успех.
Успенский восстал против "загадочного" характера Гурджиева. Ему не удалось понять, что Георгий Иванович мог передавать свое учение, свое провозвестие только тем, кто был способен расшифровать загадки. Это обычная учебная практика, но Успенский хотел подойти к основе учения путем "объяснения его извне", а не путем традиционного и наиболее испытанного, наиболее эффективного метода. Вплоть до смерти Гурджиева в 1949 году, это учение узнало всевозможные взлеты и падения. Оно распространилось до Северной и Южной Америки, но все время казалось, что чего-то не хватает. После смерти Учителя оно топталось на месте. Ушла главная движущая сила. Был потерян контакт с Источником. И с 1950 года движение длилось только на импульсе, вложенном в него Гурджиевым. Чтения и лекции продолжались, и время от времени экспедиции искали связи с учителями. Они нашли Такамурский и Худаканский монастыри, но Янги Гиссарский в Кашмире и Кизил Джанский в Туркестане ускользнули от них. Быть может, если бы у них было знание, что передача учения - не право, а привилегия, даруемая тем, кто ее заслуживает и в ней нуждается и стоит в правильном отношении ко времени, - они уберегли бы себя от многих сердечных волнений. А может быть, если бы они знали, как расшифровать некоторые имена, которые давал им Гурджиев, они бы столкнулись с такими, как Ашук ул Хак, Хаким Бел, Бедар Карабег, Бахауддин Элия, Алсац и другие. Годы обернулись десятилетиями, а ученики Гурджиева и его последователи ничуть не приблизились к своей главной цели. Тем, кто претендовал на то, что получил от Гурджиева мандат на право обучения, было отказано в признании. Его ученики были беспокойны, боясь доверить свою судьбу тем, на кого они не могли положиться. "Как можно, – рассуждали они, – полагаться на тех, кто заявляет: "Когда я отвечаю на вопросы, я чувствую, что я должен быть тем человеком, который задает вопросы" и "Чтобы сделать одного совершенного человека, необходимо сто тысяч лет"?
Вот тот фон, на котором начались мои поиски. Что касается нахождения источника учения, то этот поиск закончен. Однако поиски самого себя только начались, но начались с доверием, руководством и дисциплиной.
Хаким Абдул Кадир задумчиво затянулся из своего кальяна, пустил длинное облачко едкого дыма и прежде чем ответить на мой вопрос, искоса посмотрел на меня из-под тяжелых век. - Да, - сказал он наконец, - да, я знал Джурджизада или Георгия Гурджиева, как вы его называете. Он был моим учеником. Но зачем вам это знание?
Зачем и почему – на это было довольно легко ответить. Я изучал Успенского, Николла и, наконец, Гурджиева. Я пытался следовать бессмысленному повторению его деятельности, поддерживаемый наследниками "мантии" Гурджиева в Париже. И, разочаровавшись, в конце концов решил искать источник или источники, школу или учителей, которые дали бы проблеск того, чем реально является судьба человека, чем она по-настоящему может быть.
От чудака к чудаку, от книги к книге, от группы к группе я путешествовал и повсюду обнаруживал людей, застывших на том уровне мышления и "понимания", который я считал непроизводительным. Я спрашивал сам себя, не исказил ли Гурджиев послание, или он сам изобрел его, или же обрывки истины не пережили его смерти? Потому ли его последователи стремились лишь воссоздать прошлое и шли бесплодным путем, что они произвольно толковали то, что Гурджиев пытался сказать им?
Я не верил, что Гурджиев сам придумал все то, чему он учил. Я считал, что где-то были люди, которые обучали его, и именно их я искал. Моей целью было найти истинный источник эволюционной, гармонической естественной деятельности. Легко было отвлечься от этого благодаря очень монолитному характеру деятельности в Париже и США, дать себя ослепить требованиями и изучать "движение" последователей. Правда, они говорили от имени Гурджиева и скрытых учителей, но могло ли что-то столь бесплодное быть истинным? Думаю, что нет.
Книги Гурджиева "Все и вся" и "Встречи с замечательными людьми" ясно показали мне, что учение находится на Востоке. Я поверхностно знал турецкий и персидский языки, и было очевидно, что название континента "Ас Шарк", упоминаемого Гурджиевым, происходит от арабского Ас Шарк - "восток". Если принять во внимание его известные путешествия на Ближний Восток, то становилось очевидным, что именно там и следовало начинать поиски. Я продал свое дело и уехал в Турцию со слабым представлением о том, откуда начать. Полное крушение надежд! "Знаете ли вы имя Гурджиева или Джурджизада?". "Знаете ли вы что-нибудь о том, кто знал его?".
"Не помнит ли кто-нибудь, что он слышал о человеке такой-то и такой-то наружности?"
- Нет! Всегда нет! Так было до тех пор, пока я не попал в Адану.